Швейцарские горки - Страница 16

— Ну, и что мы будем с этой дамой делать? — поинтересовался Немец. — Установим слежку?

— Ну, так уж сразу, — попридержал его Ледников. — Может, она вообще тут ни при чем, просто коллега… Для начала надо спокойно поговорить.

— И в качестве кого мы к ней заявимся? Как горячие поклонники демократии и защитники прав человека?

— У меня есть удостоверение специального корреспондента известного российского журнала. Допустим, журнал поручил мне заняться расследованием этого дела…

— А кто тогда я?

— Ты?.. Ну, ты будешь представителем редакции в Западной Европе. И заодно моим переводчиком. Устраивает?

— Ну, если ничего лучше ты предложить не можешь… Тогда я звоню, шеф.

Госпожа Грюнвальд согласилась встретиться, причем немедленно, потому что смерть госпожи Разумовской потрясла ее. Так что она ждет господина Ледникова с переводчиком в офисе фонда и охотно ответит на все интересующие его вопросы.

До офиса фонда было минут десять ходьбы.

— Так все-таки чего мы хотим добиться от этой самой мадам? — не унимался Немец.

— Нам надо попытаться установить, имеет ли она какое-то отношение к аварии.

— И как мы это сделаем?

— Я буду грязным, скандальным журналистом, который готов ради сенсации на все, — усмехнулся Ледников. — В том числе и придумать эту самую сенсацию. И буду задавать ей всякие подлые вопросы, провоцируя ее. Может, удастся вывести ее из себя, заставить нервничать. А ты будешь внимательно следить за реакцией мадам. Если она причастна, то она как-то выдаст себя.

— Жаль, мы мало про нее знаем, — озабоченно сказал Немец. — Может, позвонить госпоже Абрамовой?

— Зачем?

— Глядишь, она еще что-нибудь вспомнит. Обычное дело — люди многое вспоминают не сразу, а вдогонку.

— Да ты, брат, прямо сыщик, — усмехнулся Ледников. — Но все, что можно, я из госпожи Абрамовой уже вытащил.

Госпожа Грюнвальд больше всего походила на пожилую учительницу. Приземистая полноватая женщина с короткой прической, широким простоватым лицом и ласковыми всепонимающими глазами. На Ледникова с Немцем она смотрела с чуть снисходительной улыбкой, словно заранее знала все, что они ей скажут. Выслушав вопрос, она не торопилась с ответом, держа многозначительную паузу, во время которой собеседник невольно начинал чувствовать себя то ли недалеким, то ли в чем-то виноватым.

Сначала она долго рассказывала, каким ценным сотрудником была госпожа Разумовская, которую ей удобнее называть просто Анна. Как она верила в идеалы, которые защищает и продвигает их фонд, в котором они, кстати, живут, словно одна большая семья, и как потрясены все сотрудники фонда случившимся…

Когда Ледников с нарочитой резкостью и даже хамовато сказал, что в России есть люди, которые считают случившееся не несчастьем, а покушением, госпожа Грюнвальд горестно посмотрела на него с искренним изумлением и укором. Полиция очень тщательно расследовала дело, и нет никаких оснований сомневаться в ее выводах! Как можно не доверять швейцарской полиции?

На вопрос, о чем шла речь во время их последнего разговора с Разумовской, последовал четкий ответ: обсуждали новые проекты фонда в молодых государствах на постсоветском пространстве. У Анны были очень интересные предложения на сей счет. Она вообще была очень креативным и инициативным работником.

Разговор постоянно увязал в ее пространных рассуждениях о замечательных достоинствах госпожи Разумовской. Ледникову ни разу не удалось ни сбить госпожу Грюнвальд с толка, ни заставить хотя бы разволноваться. Владела собой она очень хорошо.

Единственно, что она себе позволяла — легкое, тактичное изумление грубыми вопросами и инсинуациями, на которые постоянно намекал господин Ледников на своем не очень хорошем английском языке. Поэтому она даже пару раз переводила свой ласковопокровительственный взор на Немца и уточняла, правильно ли она поняла вопрос господина Ледникова… Например, когда Ледников сказал, что она была последняя, кто видел госпожу Разумовскую живой, знала, когда она едет, и могла знать, куда она едет… «А зачем мне это знать? Анна вовсе не должна была мне докладывать о своих передвижениях по городу. У нас демократичная организация, в которой работают свободные люди…»

«Но разве вы не поссорились тогда? — провоцировал ее Ледников. — Есть свидетели, которые слышали, как вы сказали, что разговор еще не окончен и вы продолжите его завтра. Причем вы говорили это раздраженно…»

Госпожа Грюнвальд выдержала хорошую паузу и спокойно пояснила, что она вообще практически никогда не говорит раздраженно с кем бы то ни было. И упомянутые свидетели либо заблуждаются, либо вводят в заблуждение господина Ледникова…

Что касается скандала с заявлениями сенатора Фрая о досье семейства Винеров, то госпожа Грюнвальд ничего сказать об этом не может. Что-то она по сему поводу читала, но все это никак не касается ее работы. Так что интерес Анны к этому делу для нее большая новость. Они с ней об этом не говорили. Ничего не слышала госпожа Грюнвальд и о русской подруге Анны.

Когда они вышли из офиса, Немец покачал головой.

— Слушай, я словно в детство вернулся — чувствовал себя как в кабинете директора школы. Это госпожа Грюнвальд — вылитая наша Мария Степановна. Помнишь ее?

Ледников молча кивнул. Потом спросил:

— Ну и какие впечатления?

— Впечатления? Тетенька — типичная идейная американка, свято верящая, что Америка — это белый град на зеленом холме. И всем народам надлежит только склонить голову перед его великолепием и совершенством. Склонить и трепетно внимать исходящим из-за стен сего града истинам и поучениям. Я таких господ из-за океана насмотрелся по самое не могу… Те, что помоложе, носят майки с надписью «А ты можешь похвастаться тем, что ты американец?» Что касается наших дел… Ничего особенно подозрительного, честно говоря, я не заметил.