— Ну, а какая может быть связь между швейцарским судьей и албанскими вымогателями? Представить себе, что они заодно? Я, конечно, наделен фантазией, но тут, пожалуй, перебор.
— А ты помнишь, что сказал о Штюрмере твой друг мэтр Арендт?
— Что он балуется политикой? — сразу сообразил Немец.
— Вот-вот. Значит, Штюрмеру могли намекнуть, что политически целесообразно обратить особое внимание на дело, по которому проходит дочь бывшего русского министра с подозрительными деньгами. Целесообразно и выгодно для будущей политической карьеры. А про Серегу Мальцева с дружками он может просто ничего не знать. Его просто использовали.
— Ну и кого, по твоему мнению, представляют эти фигуры умолчания или кто за этим стоит?
— Да кто угодно. Может, даже его однопартийны. Ведь до того, как он стал судьей, он был в руководстве партии. Причем партии достаточно популярной в Швейцарии, руководитель которой через свою дочь очень крепко завязан на американцев. И ты, надеюсь, догадываешься о ком идет речь…
— А что, пожалуй! Итак, на госпожу Абрамову давят с двух сторон — отдельные представители швейцарский юстиции и лихие разбойники. Она в отчаянии, и тут ей на помощь появляется Разумовская… Появляется в самый ненужный момент, когда госпожа Абрамова уже сломлена, и тогда…
Немец задумчиво засвистел какой-то французский мотивчик.
— Но чего ради все это затевалось? Если не ради денег, то…
— Ради того, чтобы выманить сюда отца госпожи Абрамовой, который готов на все ради любимой дочери, — закончил за него Ледников. — А кому может быть нужен бывший министр атомной энергетики России? Наверное, тому, кто сразу потребовал его экстрадиции… Нашим американским друзьям. Вопрос — зачем? Причем делалось все по накатанной схеме. Запрос, как и полагается в таких случаях, шел через Министерство юстиции, но еще раньше об этом узнал Штюрмер… Ты понимаешь?
— Чего тут не понять! — фыркнул Немец.
— Кстати, а что там с Абрамовым? А то я в своем подвале отстал от жизни.
— С господином экс-министром случилось ровно то, что ты предрекал мэтру Арендту. Он, кстати, просил передать тебе, что оценил глубину и точность твоих соображений.
— Значит, против него возбуждено уголовное дело в России? И родина тоже потребовала его экстрадиции…
— Все-то ты знаешь! Но тогда ответь мне, что мы можем сделать против американского Министерства юстиции, прокуратуры и, разумеется, ЦРУ? Мы собираемся разобраться с ними? Мне просто интересно.
— Когда я был следователем, один хороший и тебе давно известный опер Серега Прядко как-то сказал мне, когда я мучился сомнениями и тягостными раздумьями по поводу одного необычного преступления, мудрую вещь… Он сказал, что все-таки преступник всегда есть — конкретный и реальный. Тот, кто воткнул нож или нажал на курок. Или тот, кто дал приказ это сделать. Так что не надо винить весь мир и обстоятельства. И даже когда кажется, что истину вообще установить невозможно, искать ее все равно надо. И люди всегда ее будут искать, потому что не могут согласиться, что ее нет вообще. Ибо тогда жизнь просто бардак, а люди — плохие клоуны или безмозглые мартышки.
— Экие у вас там в органах философы водятся! — хмыкнул Немец.
— И вывод из всего этого Серега делал простой. «Если есть убитый, значит, есть и конкретный убийца. И найти его наше с тобой дело», — сказал он мне тогда.
— А ты что?
— А я запомнил.
Немец опять засвистел привязавшийся мотивчик.
— Хорошо. Но союзники нам в этом деле не помешают, я думаю. Причем союзники серьезные, с реальными возможностями.
— И ты знаешь, где они водятся?
— Я даже знаю, что они хотят с тобой встретиться и обсудить вопросы сотрудничества.
Ледников посмотрел на него с изумлением. На что Немец ответил совершенно невинным, младенчески чистым взором.
В ходе допроса первыми целесообразно задавать вопросы по фактам, которые не могут быть опровергнуты допрашиваемым.
Езда, прямо как в Киеве — то вверх, то вниз, — ни к кому особенно не обращаясь, по-русски сказал водитель. Это был неприметный светловолосый мужчина лет сорока, который вел себя подчеркнуто вежливо, но не заискивающе. Типичный водитель-охранник-порученец. Представился он Матвеем.
Ледников только рассеянно кивнул в ответ. Немец тоже не горел желанием вступать в разговоры. Ну, а Матвей, похоже, и не ожидал от них никакого ответа. Дальше катили по средневековым бернским закоулкам молча.
Ледников, естественно, пытался представить себе, о чем пойдет разговор с человеком, к которому его вез Немец. А что за комбинации крутил в голове сам Немец, кроме него, не знал никто. После того, как он сообщил, что есть люди, которые могут помочь, выудить из него удалось немного.
Встретиться предложил человек, которого, как оказалось, зовут как самого знаменитого российского миллиардера Роман Аркадьевич. А фимилия у него и того пуще — Гриб. Так вот Роман Аркадьевич Гриб, пояснил Немец, представляет в Париже российские спецслужбы. Какие именно, в каком именно качестве и звании, Немец не знает. И знать не желает — лишние знания — это лишние трудности. Но иметь дело с Грибом можно. Сам он, Немец, имеет уже не один год. Когда-то Гриб вышел на него в Париже и предложил необременительную форму сотрудничества на благо отечества — делиться взаимообразно любопытной информацией. Немец, как истинный русский патриот, возражать не стал. Но сразу предупредил, что он водит знакомство еще и с французскими спецслужбами и отказываться от него не намерен. Гриб сказал, что в этом нет ничего предосудительного и помешать их сотрудничеству сие обстоятельство не может. На том и поладили. С тех пор они плодотворно обменивались взаимовыгодной информацией.