— Он уже простил, — грустно улыбнулась женщина.
Гладыш пришел на следующий день. Написал явку с повинной, из которой следовало, что он решил убрать Селиверстова вовсе не из ревности, а потому, что тот преследовал его жену своими гнусными домоганиями. И что его жена была только ни в чем не повинной жертвой, которую он должен был спасти от преследований… Сам он это придумал или ему подсказал хороший юрист, Ледников уточнять не стал. Срок за покушение на убийство и незаконное изготовление самодельного взрывного устройства Гладыш получил минимальный. Из колонии, как рассказал однажды Прядко, писал жене письма, полные любви и страсти. Чуть ли не каждый день. А как вела себя она в это время, Ледников не интересовался. Хотя его не удивило бы ничего — ни известие, что она закрутила новый роман, ни сообщение, что она живет только семьей и ждет мужа…
Остается надеяться, что Олег Георгиевич Альмезов лучше владеет собой и не способен на те же подвиги, что безумно влюбленный в свою жену подполковник Гладыш.
Мысленно воссоздавая событие преступления, следователь должен допускать самые разные варианты поведения преступника.
До Берна он решил добираться на поезде и потому отправился к железнодорожному терминалу, расположенному прямо в аэропорту. Там он приобрел Swiss Pass, специальный билет для иностранцев, по которому можно ездить на чем угодно — поезде, троллейбусе, автобусе — и сразу сел в вагон, потому что до отхода поезда оставалось несколько минут.
Поезд незаметно тронулся, за окном замелькали нереально красивые швейцарские виды. Ледников прикрыл глаза…
В Берне был уже поздний вечер. Устроившись в гостинице «Bellevue», Ледников позвонил в Москву. Он знал, что отец будет ждать его звонка.
— Я устроился, — сообщил он, глядя в окно на нервно пульсирующую рекламу ресторана «Casino» на другой стороне улицы.
— Будь очень осторожен. Тебе надо было взять какое-нибудь командировочное удостоверение на всякий случай.
— Взял. Я тут как специальный корреспондент популярного еженедельника, занимающийся подготовкой материала о русских эмигрантах.
— Это хорошо.
— Наверное. Только вряд ли спасет в случае заварухи.
— Что ты имеешь в виду? — насторожился отец.
— Ничего конкретного. Извини, это была неудачная шутка. Больше не буду.
— Чем собираешься заняться?
— Тут, как ты понимаешь, есть мини-бар, и я намерен изучить его содержимое. А потом познакомиться с ним поближе.
— Не увлекайся.
— Торжественно клянусь. А потом завалюсь спать, сегодня уже поздно что-либо делать.
— Позвони завтра, я постараюсь раздобыть какую-нибудь информацию.
— Договорились.
Изучать содержимое мини-бара Ледников даже не стал. У него осталась бутылка Chivas regal, приобретенная еще в самолете. И этого было вполне достаточно. Однако он сначала занялся делом — набрав телефон госпожи Абрамовой, он сухо представился и сказал, что будет у нее завтра утром. Говорил он тоном строгого следователя, и госпожа Абрамова, на которую это явно произвело впечатление, обещала никуда не отлучаться.
Разбудил Ледникова стук в дверь. Накинув гостиничный халат, он подошел к двери и, прежде чем открыть, на всякий случай спросил по-немецки:
— Was ist los?
— Именем революции — откройте! — гаркнул вдруг за дверью чей-то наглый голос. — К вам ЧК! У нас мандат.
Шутить так в швейцарской гостинице мог только один человек. Он и стоял в коридоре.
Юрка Иноземцев, дворовое прозвище Немец, лучший друг детства. Когда-то он важно объяснил Ледникову, что старинный род их идет от некоего рыцаря-иноземца, который вышел из варяжской земли и поступил на службу к князю московскому. Немец поразил тогда каким-то особым, удивительным взглядом на мир, с которым до этого Ледникову приходилось сталкиваться только в книгах. Но Немец был вполне реальным, дерзким, до крайности самоуверенным доказательством того, что мир этот с его законами вовсе не пропал бесследно, не развеян во прахе и тьме времен и с такими наследниками, как Немец, продержится еще долго. С юности у Немца было множество подруг, но почти не было друзей. Ледников был один из очень немногих. А может, и единственный.
Учился Немец, знавший три языка, в МГИМО. После крушения социализма от-куда-то объявилось множество его родственников, всякие там ветви, колена, роды, в том числе и за границей, так что после института он убыл на государственную службу прямо в город Париж. Но служить ему довелось недолго. Из-за нескольких скандалов, порожденных слишком вольным поведением и демонстративными связями с недобитыми родственниками, он плюнул на госслужбу, получил при содействии «графьев», «светлейших» и кузенов вид на жительство во Франции и занялся антикварным бизнесом. Началось все с огромной коллекции, которую ему оставил некий дальний родственник, как нарочно, наследник одной из самых славных российских дворянских фамилий.
Когда на ее основе Немец открыл салон «Третий Рим» к нему потянулись и другие эмигранты. Многие отдавали старинные вещи совершенно бесплатно — лишь бы не пропали, потому как их офранцузившимся потомкам они были совершенно без надобности.
Но на самом же деле «Третий Рим» был для Иноземцева только прикрытием. В условиях свободного мира в нем окончательно возобладал авантюрист и искатель приключений, высокомерно убежденный в своем превосходстве над всеми и в праве вертеть чужими судьбами. Правда, авантюрист с принципиально патриотическими убеждениями. Против своего любезного отечества Немец, несмотря на прозвище, никогда не работал.