Швейцарские горки - Страница 56

Ледников и Немец переглянулись.

— Боюсь, что не из наших, — покачал головой Ледников. — Когда мы уходили, она была жива… Скорее всего ее просто добили свои, то есть ваши…

Сухоцкий не стал спорить. Видимо, он знал кое-что о нравах людей, с которыми имел дело.

— Ну, меня бы это не удивило. Это страшные люди… Но, кстати, Грюнвальд с самого начала была против радикальных мер, и я был уверен, что все пройдет мирно, без всяких жертв. Но Доусон… Это он устроил так, что ее отозвали в Вашингтон. Мне кажется, еще и потому, что Доусон решил, что операция «министр Абрамов» приближается к благополучному концу, и не хотел ни с кем делиться лаврами победителя.

— А почему он решил избавиться от господина Ледникова? — поинтересовался Немец.

Сухоцкий вдруг засмеялся.

— А вот это уже была моя частная инициатива! — с вызовом сказал он. — Представляете себе, что я пережил, когда я узнал, что Женя давно и страстно в него влюблена? Больше того, будучи каким-то боком причастным к тому, что случилось с ее подругой Разумовской, я убрал своими руками непреодолимую преграду, что была между ними… Какая насмешка судьбы! Я чуть с ума не сошел… И решил убрать его. Нет, не убить. Хотя, конечно, можно было бы натравить на вас, господин Ледников, Доусона с его албанскими головорезами… Но я убедил Доусона, что нам не нужны никакие убийства и аварии. И решили просто изолировать господина Ледникова на то время, что нужно на проведение операции по аресту Всеволода Андреевича… За это время я рассчитывал убедить Женю улететь вслед за отцом в Америку.

Все эти откровения Сухоцкого удивили Ледникова и Немца, они переглянулись еще раз и насторожились.

— Но он бежал, — хмыкнул Немец и посмотрел по сторонам.

— К несчастью. Тогда нам пришлось изолировать Женю, потому что было ясно, как он может повлиять на нее. Тем более, рядом с ним появились люди из российских спецслужб… Но вы ее выкрали.

— Я бы сказал — освободили, — поправил его Немец.

— Ну, освободили, — вяло согласился Сухоцкий. — Доусону к тому времени было уже все равно — он узнал, что Всеволод Андреевич покончил с собой. Вся его блестяще задуманная операция оказалась пшиком. Столько лет работы и усилий пошли прахом, потому что никто не мог представить себе, что Всеволод Андреевич может избрать такой выход. Я был уверен, что он будет сражаться…

Сухоцкий весь как-то обмяк, видимо, на него накатилась усталость после всего пережитого. И сразу стало заметно, что он уже далеко не молод.

Ледников подошел к окну и внимательно посмотрел на улицу, которая хорошо просматривалась сквозь низкую ограду.

— Значит, все это вы сделали из-за безумной любви? Предали и продали учителя и друга, участвовали в убийстве женщины, которая вам мешала, вели охоту за мной и моим другом… И все из-за страсти, которая вас обуревала много лет?

Сухоцкий поднял голову и посмотрел на Женю. Потом повернулся к Ледникову.

— Я понимаю, для вас это смешно — любить всю жизнь одну женщину и быть готовым ради нее на все. У вас-то все по другому — в каждом городе по женщине. В Париже одна, в Лондоне другая, в Москве третья, в Берне, как выясняется, четвертая…

Женя вздрогнула.

— Давайте вернемся лучше к вашим подвигам, господин Сухоцкий, — прервал его Ледников. — Вы должны понимать, что за буйные страсти и их последствия надо расплачиваться… Человек, не способный справиться со страстями, должен быть готов к такому развитию событий.

— Ну и что, вы меня прямо тут расстреляете? — с вызовом спросил Сухоцкий. — Или повесите? Или задушите? Давайте, убивайте прямо здесь!

Сухоцкий гордо выпрямился. Видимо, у него началось истерическое возбуждение, которое он еще и всячески наигрывал.

Ледников равнодушно отмахнулся, опять подошел к окну и снова осмотрел улицу.

— Перестаньте паясничать, — устало сказал он. — Никто вас тут убивать не собирается. Много чести… Идите, куда хотите. Надеюсь, вы понимаете, что к Евгении Всеволодовне вам теперь лучше не приближаться. Вам надо просто уйти из ее жизни. Так что идите, но помните, что всю вашу исповедь я записал…

Ледников взял ручку, лежавшую на столе, и показал Сухоцкому.

— Здесь, кроме диктофона, еще и видеокамера. Так что все, что вы тут наговорили, зафиксировано.

— Ну да, — скривил губы Сухоцкий. — Я же забыл, с кем имею дело…

— А зря. Я вот не забыл, с кем имею дело.

— И что вы будете делать с этой записью?

— А вам это не нужно знать. Вам надо знать, что такая запись существует, и вести себя соответствующим образом. Так что идите.

Сухоцкий тяжело поднялся. Он хотел сказать что-то Жене, но та закрыла уши руками и отвернулась.

— Ну, что ж… — скривил губы Сухоцкий. — Прощайте, Женечка. Прощайте… Видит Бог, я этого не хотел.

Он двинулся к двери, глядя себе под ноги. Немец пропустил его молча.

Потом удивленно посмотрел на Ледникова и направился к окну.

— Ну, ладно, душить — это, конечно, слишком. А вот по мордасам надавать можно было. И вообще все это очень подозрительно…

— Что именно?

— Все! Чего он тут раскукарекался перед нами? Выложил все. Даже то, о чем его не спрашивали… И чего это он так трагически попрощался с Женей? Что-то тут не то, — отрезал Немец и внимательно посмотрел в окно.

Ледников тоже выглянул во двор через его плечо.

Сухоцкий шел по дорожке к калитке. Подойдя, он открыл ее, но выходить на улицу почему-то не спешил. И тут же стало ясно почему. В нее протиснулись трое здоровенных мужиков в черных бейсболках, вид которых не оставлял сомнений в том, чем они зарабатывают на хлеб.